Известный волонтер, глава одесского благотворительного фонда "Корпорация монстров" Екатерина Ножевникова рассказала УНИАН, почему при наличии свободных коек в больницах многие инфицированные коронавирусом не могут добиться госпитализации, о ценах на частную аренду кислородных концентраторов и реальности статистики, в которую не входят те, кто умер от COVID-19.
Одесская область входит в пятерку регионов Украины, лидирующих по распространению коронавируса. В Южной Пальмире тяжелое бремя борьбы с этим бедствием взвалили на свои плечи несколько сотрудников благотворительного фонда "Корпорация монстров". До пандемии COVID-19 они заботились о нуждающихся стариках и детях, покупали лекарства для обожженных младенцев и собирали деньги на дефицитное оборудование для больниц. С прошлого года одесские "монстры" запустили еще один проект - "Дыши", и ведут борьбу с коронавирусом.
Глава фонда, лауреат волонтерской премии "Евромайдан SOS-2020" Екатерина Ножевникова рассказала УНИАН о ситуации в регионе и проблемах, с которыми фонд сталкивается каждый день.
Екатерина, раньше вы больше занимались другими делами-помогали старикам и детям, но в прошлом году перешли на COVID-19.
Ничего не изменилось - все проекты остались. Мы раздаем продуктовые наборы пожилым людям, подгузники детям из семей, попавших в трудную жизненную ситуацию, и продолжаем лечить малышей. Просто сейчас мы уделяем больше внимания и времени кислороду.
Благотворительный фонд "Корпорация монстров" запустил проект "Дыши" / фото facebook.com/katherine.nozhevnikova
Помните, как началась "война "монстров с коронавирусом?
В прошлом году, когда у нас еще почти ничего не было. Я следил за тем, что происходило за границей, особенно в Италии. И я поняла: нас ждут большие проблемы (Екатерина хорошо знает, как оборудованы местные больницы - УНИАН). Помню, как 2 марта, в день моего рождения, я разместил пост в Facebook-попросил перевести деньги на хабы вместо подарков. Затем мы купили первые 8 аппаратов и подарили их городской инфекционной больнице, которая еще не была референтной больницей. Именно в этот день начался наш проект "Дыши".
Уже в августе я видел, как люди дрались из-за кислородной маски в одной из главных больниц. В Одессе в то время 30% коек не были обеспечены кислородом. То, что мы увидели, было шокирующим и стало своего рода толчком - мы купили концентраторы и сдали их в аренду больнице Водникова (Одесский областной медицинский центр, - УНИАН). То есть, если их давали раньше, то уже начали сдавать в аренду (бесплатно, - УНИАН).
Ожидалось, что регион соберется с мыслями, начнет покупать хоть что-то, тогда мы возьмем их (приборы) и начнем раздавать людям, которые болеют дома. Но отнять его не удалось, потому что наблюдался большой рост заболеваемости, и больницы уже нуждались в обеспечении кислородом 90% коек. Там было много кислородзависимых людей. В начале октября мы начали массово покупать концентраторы и раздавать их на дому. С октября по апрель почти 170 кислородных концентраторов были подарены главным больницам города и области, и более полутысячи сейчас помогают жителям региона дышать.
За полгода мы передали почти 170 кислородных концентраторов в вспомогательные больницы города и области / фото facebook.com/katherine.nozhevnikova
Помните первого человека, которому дома дали концентратор?
К сожалению, нет. Через нас уже прошло около двух тысяч пациентов. Но первый точно записан, как и все остальные. Мы ведем базу данных - на каждого человека есть полный пакет документов: паспорт, код, запись на прием к врачу, выписка из истории болезни, КТ, ПЦР.
Чтобы понять динамику: в феврале мы дали людям 128 хабов, в марте - 540, в апреле - 20-30 в день. Мы работаем круглосуточно. Каждый день поступает более сотни звонков-люди просят о помощи, плачут, настаивают, некоторые в панике, от отчаяния срываются на крик.
Но помочь всем невозможно.
- Конечно, нет. Мы отказываем многим. Среди них есть и те, кто звонит заранее, когда можно пока обойтись без кислорода. Есть такой момент-люди паникуют. Их немного, но они есть. Еще много звонков с насыщенностью 90-92 - они в настоящее время вынуждены отказывать, хотя, по медицинским показаниям, хаб должен быть оформлен. Но мы, к сожалению, не можем помочь таким людям, потому что у нас есть очередь из тех, у кого насыщенность 80-88. То есть уже происходит своего рода сортировка.
Однако каждый звонящий получает совет, как выжить, условно говоря, используя домашние методы, без хаба. Мы предупреждаем всех, что делать, если насыщение начнет резко падать. Повторяю, концентраторы мы выдаем круглосуточно - не отказываем тем, у кого насыщенность 88 и ниже.
Однако есть и крайности. Например, на прошлой неделе два дня подряд, до семи вечера, раздавались все доступные устройства, а потом всем приходилось отказываться. Слава Богу, каждый день хабы возвращаются - люди выздоравливают, есть, конечно, какой-то процент погибших. Каждый день 20-30 человек сдают оборудование, и мы выдаем столько же в этот день. Каким-то образом за день было разобрано 40 штук.
Ножевникова: концентраторы выдаем круглосуточно / фото facebook.com/katherine.nozhevnikova
Каков возраст ваших пациентов?
Чаще всего-70 с лишним. Но, что очень настораживает - за последние полтора месяца появилась категория, которой в октябре вообще не было-кислородзависимые больные 20-40 лет. Их уже довольно много. Появилась категория 40-60. Почему-то, кстати, они очень тяжело переносят болезнь.
Если раньше у нас было 80% больных старше 70 лет, а 20% - все остальные, то сейчас делится 50 на 50 - старше 60 и 30-50 лет. Нашему самому молодому пациенту 23 года, а самому старшему-102. Кстати, эта история закончилась благополучно-бабушка выздоровела!
У нас очень много возрастных пациентов-88 лет, 90 лет, 92 года. И очень отрадно, что многие из них благополучно выходят из этой страшной болезни.
Печальные случаи, это обычно запоздалое обращение. То есть они не могли найти кислород, не знали о нас, не могли быть госпитализированы и попали к нам в поле зрения с критически низкой сатурацией - 75-78. Чаще всего, конечно, такие истории заканчиваются плохо. Значительная часть тех, кто пришел к нам с большей или меньшей насыщенностью-84-88-пошел на поправку. Конечно, в присутствии нормального врача, который лечит амбулаторно.
Можете ли вы привести пример истории, которая вам больше всего запомнилась?
Этот наш проект очень трудный. И каждая история, чаще всего, очень сложна. Люди звонят, рассказывают о своих личных переживаниях, о том, как они искали кислород, как задыхаются их близкие. Это нелегко передать.
Сегодня (в день нашего разговора, - УНИАН) утро началось с печального сообщения. Мужчина написал мне в два тридцать ночи, а я, к сожалению, проспала- не услышала. Мы на связи круглосуточно, но здесь. Я ничего не слышал. А в 6 утра он написал мне: "Извини, больше нет. Мама умерла". Это очень трудно передать.
Есть много хороших историй - когда все хорошо кончается. Мы получаем трогательные письма: "Спасибо за маму","Спасибо за папу". Дети присылают рисунки с надписью: "Спасибо за бабушку." Есть и образ: хаб и монстры (смеется).
Был случай-обратилась 18-летняя девушка. Ее 38-летняя мать была очень серьезно больна. Низкая насыщенность. Семья находится в глубинке региона. Моя дочь - великий человек. Она нашла врачей, а меня нашла поздно вечером. Вместе с дедом они приехали в Одессу, и в час тридцать ночи я дал им хаб. Около четырех утра они вернулись домой и подключили мою мать к кислороду. Сейчас женщина проходит курс лечения. Вот, сегодня звонил муж пациентки - 70-летний мужчина из больницы забирает жену. Он очень волнуется. Я уже пять раз звонил: "Нажал ли я нужную кнопку и положил ли канюлю на банку?". Все время-много звонков от разных людей. Вот я с вами разговариваю, а у меня уже девять входящих звонков, которые не принимаются (к тому времени мы общаемся не более 20 минут, - УНИАН). Сейчас я всем перезвоню.
Недавно в мэрии сообщили, что сто кислородных концентраторов, закупленных за бюджетные средства, были распределены по поликлиникам. Особенно для тех, кто болеет дома. Но семейные врачи все равно продолжают направлять к нам людей. Я попросил одного пациента сходить в клинику. Но там ей ответили: "Да, есть узлы, но нет процедуры выдачи." Самое главное, что они не выдают концентраторы дома, если нет подтвержденного коронавируса. Однако многие люди не могут пойти и пройти тестирование. В частности, история, которую я привел, заключается в том, что пациент пожилой, одинокий и больной дома. Только друг помогает ей. И вот она, по сути, осталась без помощи.
Бывает и так, что в ответ на просьбы люди слышат: "Приходи завтра".. Когда дело доходит до насыщения 80-84, время идет по часам, а не "приходи завтра"! Говорят, что некоторые врачи в поликлиниках возмущаются, мол, зачем им ночью концентраторы выдавать. Так что мы не должны, но мы делаем! Наверное, в городе надо организовать какие-то дежурные пункты, где человек может быстро получить кислород.
Как же такие одинокие, немощные люди получают от вас деньги?
Довольно часто мы разгружаем узлы и сами доставляем их-и в больницы, и на дома, в частности, к пожилым людям, у которых нет родственников, чтобы они могли приехать и забрать их. Одно устройство весит 25-30 килограммов - нелегко, конечно. Но мы к этому привыкли.
Я слышал, что в Одессе была частная аренда хабов.
Да, это правда. Есть люди, которые купили хабы два месяца назад и организовали частную аренду. Если финансово состоятельный человек обращается к нам за помощью, мы сразу же предлагаем ему обратиться туда. Но если у частных владельцев все приборы заняты, мы говорим им, чтобы они поставили их там в очередь, и даем им наши на три-четыре дня, потому что человек с низкой насыщенностью не может ждать.
Но частная аренда недоступна: залог составляет 25 тысяч гривен - полная стоимость устройства, плюс аренда-500 гривен в сутки. Как известно, не каждый может позволить себе такую роскошь.
По вашим данным, почему официально в местных больницах поддержки есть бесплатные койки, но они часто не могут госпитализировать пациентов?
Был такой момент-виртуальные кровати. Больницы расширялись, где-то еще шел ремонт, отделение только готовилось к открытию, а койки уже были включены в официальную статистику. Соответственно, возникла проблема: заполняемость-70%, а мест нет. Или ситуация в городе - больницы уже переполнены, но в то же время появились свободные места в роддоме и в детских медицинских учреждениях. Другими словами"средняя температура в палате" - вроде бы есть свободные койки, но, на самом деле,госпитализировать человека некуда.
Ситуация сейчас не сильно изменилась. Многие госпитализируются через знакомых, то есть имеющих связи. Обычным людям проблематично попасть в постель с кислородом. Пациенты остаются в больнице в течение двух - трех недель. Здесь до поздней ночи один из пациентов пытался найти реанимационное место - человек лежит в отделении на двух концентраторах, получает 20 литров кислорода и при этом не сохраняет насыщения. Ему нужен кислород. Вот вам и статистика.
То есть в больницах, местах "до краев"?
Ну вот и начинается массовый выброс. Выписывают людей с насыщенностью 82-84 и на руках-мой номер телефона, чтобы пациенты приходили к нам и брали концентраторы. Но у нас не хватит на такое большое количество выписанных! В то же время на днях мой друг госпитализировал моего папу и десять "скорых" снова стояли под больницей-в порядке "первый пришел, первый обслужен" получил. Независимо от состояния пациента.
Или, вот, для реанимационного больного с насыщением 50 (!) они искали место в больнице и не могли его найти. Они дали только одну больницу, а потом сказали: "Приходите в порядке живой очереди." Хотя в этом случае нужно взять машину скорой помощи с мигалками и ехать прямо в реанимацию.
Возле больниц собираются очереди машин скорой помощи / фото Людмила Коваленко, Facebook
Почему создаются очереди "скорых"?
Ну, это тоже процесс. Пациент нуждается в обследовании. Они решают, куда тебя отвезти. Они выясняют, есть ли у него ПЦР-тест. Очень много нюансов. Поэтому очереди собираются. Она повсюду. Тем более, в ГКБ Нет. 5, потому что это сортировочная комната, и там определяется статус пациента.
Но пока машина стоит в очереди, пациент может умереть.
Конечно, может.
Считаете ли вы, что официальная статистика, в частности, тех, кто умер от COVID-19, соответствует действительности?
Нет, конечно, нет. Вот, я рассказывал вам о покойнике, который не делал ПЦР. Она больше не включается в официальную статистику. И таких пациентов довольно много.
Мы видим статистику тех, кто лечится в больницах, кто проходит тестирование на COVID-19. Но она перекошена. Судя по дополнительным смертям, только в конце года станет ясно, сколько людей на самом деле уехало.
Как сейчас обстоят дела с врачами в вспомогательных больницах? Лучше, чем раньше. Но есть проблемы. Здесь мы помогаем Великомихайловской больнице. Она уже вошла в поддержку, подписала контракт, деньги еще не поступили, но они уже открываются. А финансирования не хватает. Трудности с масками SIPAP, с приборами и мониторами жизнедеятельности пациентов. Конечно, не так много,как в 2020 году, но проблемы есть. То есть каждый день больницы просят о чем-то: о чем угодно, вплоть до мешков для трупов. Когда мы можем, мы помогаем пункт за пунктом. Но сейчас они больше сосредоточены на пациентах, которые находятся дома.
Ситуация в больницах лучше, чем раньше, но есть проблемы / фото facebook.com/katherine.nozhevnikova
Можете ли вы описать ситуацию в медицине? Катастрофа. И это не только Одесская область. Я слежу за ситуацией во многих регионах. А число смертей, которые могли бы и не произойти, уже исчисляется сотнями по всей стране.
Многие люди умирают из-за тех, кто отвечает за организацию медицинских услуг. И это касается не только ситуации с коронавирусом. Потому что многие пациенты не могут получить должную медицинскую помощь из - за других заболеваний-инфарктов, инсультов. Проблемы с диагностикой, проблемы с поиском нормальной кровати с кислородом, проблемы с "скорыми", которые заняты-они дежурят часами у больного-пытаются дышать и так далее. Катастрофа.
А в деревнях?
Все ужасно. В разы хуже, чем в городе. Есть большие проблемы с доступом к медицине. Нам приходится преодолевать десятки километров до больниц. Местные жители там как-то выживают сами. И они умирают. Мы просто не видим всего. Потому что у многих там нет интернета и все не так ярко, как в городе. В деревнях - беда. Беда по всей стране.
Ваши родственники, семья больны COVID-19?
Муж болел две недели, а я еще нет, хотя все это время была там, лечила его. Есть версия: я получаю вирусную нагрузку каждый день, и именно поэтому я еще не заболел. Я соблюдаю все правила, насколько это возможно - никуда не хожу без маски, держу социальную дистанцию. Я вообще никуда не хожу, кроме больниц и работы. Я мою руки по сто раз в день. Я стараюсь не связываться с людьми, хотя это, конечно, трудно. Мы говорим им, чтобы они не заходили в офис. Мы общаемсяе на улице, проинструктируйте по телефону.
Я помню, что вам предлагали пойти в депутаты Верховной Рады, а вы отказались. Почему? Может быть, вашему фонду было бы легче работать?
Нет, не будет. Сейчас я ни от кого не завишу. Я сам принимаю решения. Ты не можешь на меня давить. Депутаты - это какая - то партия. В этой стране нет партии, рядом с которой я хотел бы стоять.
Политики предложили вам компромисс? Например, пиар в обмен на помощь?
Мне приходится общаться с некоторыми людьми, но они прекрасно знают, как и что я чувствую, и давно оставили все попытки. Я не иду на компромисс, если это противоречит моей позиции. Я не умею договариваться с врагами, а одно из главных умений политиков-договариваться с теми, с кем смотришь на жизнь иначе.
Вы часто выводите медицинские проблемы города в общественную плоскость, а руководство города, в свою очередь, нелестно отзывается о вас. Как вы думаете, это из-за вашей критики, или есть другая причина? Знаешь, мне на самом деле все равно, почему и что обо мне говорят. У меня нет никаких отношений ни с кем из властей. В общем, я думаю, что это бред серой кобылы, что они пытаются со мной спорить. Я им не конкурент - я не собираюсь идти ни в политику, ни в чиновники, хотя мне тоже предлагали это., о сути, - представитель населения, города, области. Человек, который по традиции работает в поле.
У меня нет никаких отношений ни с кем из властей / фото facebook.com/katherine.nozhevnikova
Каждый день в больницах я общаюсь с пациентами и врачами. Я говорю властям, где у них есть пробелы, и я не делаю все публичным. Я совершенно спокойно решаю, где я могу принять решение. Но когда вы бьетесь головой о стену и видите реакцию-никто ничего не хочет делать, тогда вы начинаете делать это публично.
Вместо того чтобы сказать:" Да, спасибо, мы справимся", происходит что-то еще. Однако это не 1937 год. Все равно все выходит наружу. И нехватка медперсонала, и места в реанимации, и недостаток кислорода.
Мне особенно нравится, когда говорят, мол, мы пытались, но у нас ничего не получилось. Я сразу представляю коммерческую компанию-приходит директор и говорит своим подчиненным: вот, я очень старался, но проект провалился. Если вы потерпели неудачу и потерпели неудачу, то вы занимаете позицию, которую не можете удержать. Так что я не слишком старался.
Лариса Козовая