В первой статье на эту тему * * авторский коллектив * ИИПП * * в рамках теории элит обосновал тезис о том, что украинский правящий класс существует в рамках (нео-)феодальной, а не капиталистической общественно-политической формации. Соответственно, в этих же рамках существует и украинская контрэлита, которая с переменным успехом борется с элитой за контроль над (нео -) феодальной рентой. И только маргинальная (по отношению к национальному мейнстриму) украинская антиэлита пытается описать общественно-политическую формацию, сложившуюся в Украине в условиях капитализма и модерна.*

Во втором материале мы подробно обосновали тезис о том, что вместе с социализмом украинский правящий класс отказался от модернизма, а также показали, что (неофеодальный)кодекс оказался вполне приемлемым и естественным для украинского общества., насколько предопределен был "отпад" от модернизма для Украины и имела ли страна шанс остаться в модернизме и перейти от социализма к капитализму.

Для более простого восприятия материала мы разделили его на две части-собственно украинскую историю и статью "Конец лидерства "коллективного Запада" как следствие наступления эпохи постмодерна".

Украинская экономика к моменту обретения независимости была прочно встроена в региональное разделение труда в рамках экономики СССР, а точнее - "народнохозяйственный комплекс" Советского Союза и, отчасти, СЭВ (Совет экономической взаимопомощи - соцлагерь).

В то же время Украина в рамках "народнохозяйственного комплекса" играла роль "сборочного цеха": на территории УССР существовали в основном конечные звенья производственных цепочек, локализованные в различных республиках Советского Союза, или, точнее, отрасли, выпускавшие продукцию высшей переработки.

С точки зрения капитализма именно здесь формировалась основная добавленная стоимость экономики СССР. Но все дело в том, что логика плановой / социалистической экономики и рыночной / капиталистической экономики не просто принципиально различны, а практически несовместимы.

Да, Украина в момент распада Союза имела мощную промышленность с высоким уровнем передела и использования преимущественно современных или отстающих лишь на 10-20 лет технологий (что было не критично), передовую фундаментальную и прикладную науку, высокий образовательный уровень населения, квалифицированные научные, инженерно-технические кадры. (Можно говорить о технологической отсталости в аграрном секторе, но аграрный сектор никогда не был драйвером экономического роста и индикатором уровня экономического развития). Но с распадом Союза и всего социалистического лагеря рухнула и социалистическая система разделения труда, и встал вопрос об интеграции украинской экономики в новую мировую рыночно-капиталистическую систему.

Мы не будем сейчас обсуждать довольно длинный список иллюзий, которые не только общество, но и руководство страны, успешно мигрировавшее из Украинской ССР, питало по поводу перспектив такой интеграции. Мы просто констатируем, что задача в целом была неразрешимой - украинский промышленный и высокотехнологичный сектор был слишком велик, чтобы быть полностью или существенно интегрированным в международное разделение труда. Оглядываясь назад, можно сформулировать проблему следующим образом: можно ли было в начале 90-х годов в процессе перехода от социализма к капитализму не "вылететь" из современности?*

В то время абсолютное большинство зарубежных рынков было либо разделено, либо на них существовала жесткая конкуренция, в которую интегрироваться было практически невозможно. Но, что еще важнее , в конце 80-х-начале 90-х годов прошлого века основные технологические цепочки в рамках международного разделения труда уже были выстроены и практически "цементированы" не только на экономическом, но и на политическом уровне.

И это был практически непреодолимый вызов для украинского военно-промышленного комплекса, ориентированного на нужды армий уже несуществующего СССР и организации Варшавского договора, а также для отечественного машиностроения и, в целом, сферы "производства средств производства".

Никто не планировал "выделять Места" для Украины на завершающих или даже средних этапах технологических цепочек международного разделения труда. Свободные места были только на начальных этапах - "хвостах" этих цепочек, где украинские предприятия могли быть только поставщиками сырья или продукции более низкой переработки, в том числе - сельскохозяйственной. И Украина, несмотря на субъективное неприятие такого сценария как обществом, так и правящим классом, быстро стала страной его реализации. Всего один, но очень хороший пример: еще во второй половине 90-х годов Украина открыла свои технопарки в Харбине и Цзинане, и сегодня сырье, низкосортная продукция и сельскохозяйственная продукция составляют более 95% украинского экспорта в Китай, в то время как китайский импорт в Украину состоит из 55% высокотехнологичных товаров. Совершенно естественно, что именно отрасли низшего уровня - сельское хозяйство, металлургия, добыча отдельных видов сырья в условиях преобладания неофеодальной общественно-политической системы в Украине стали наиболее "олигархическими": именно они приносят в страну, а значит, и своим бенефициарам, как формальным (олигархи), так и неформальным (верхушка государственно-бюрократического аппарата) львиную долю валютных поступлений. Сверхприбыли бенефициаров в этих отраслях, как уже указывалось в предыдущих материалах ИИПП, обеспечиваются многочисленными льготами и преференциями-де-факто перераспределением в их пользу через государственный бюджет значительной части национального ВВП. Именно этот процесс перераспределения мы и назвали неофеодальной рентой. В качестве положительных примеров интеграции в международное разделение труда принято приводить Японию, Южную Корею и Китай. Оценка этих случаев будет дана в одном из следующих материалов* ИИПП.

Отметим, что в 1990-е годы было невозможно завоевать или завоевать место в международном разделении труда. Можно было бы попробовать "купить" его; слово не случайно взято в кавычки - конечно, речь идет о более сложных процессах.

Прежде всего, в первые 5-10 лет независимости появилась возможность "сдаться на милость транснациональных компаний" (в более политкорректной форме - создать многочисленные бонусы и преференции крупным западным инвесторам в стратегических отраслях).

Но, в то же время, необходимо было четко понимать, что западные ТНК по отношению к украинскому промышленному сектору будут "выковыривать изюм из булочки", то есть их будут интересовать отдельные предприятия, а не целые отрасли или технологические цепочки, расположенные в Украине, а, иногда, только отдельные технологические линии (цеха) внутри этих предприятий.

Возможно, это понимание отчасти и присутствовало, особенно после первых столкновений с реалиями мировых рынков и международной системы разделения труда, но постсоветский правящий класс и украинское общество в целом из-за завышенных ожиданий (и, как следствие, неадекватных амбиций!) она не могла согласиться на такой подход - пожертвовать " булочкой "ради сохранения "изюминки". Украинская политическая нация отказывалась верить в то, что это меньшее из зол, и альтернативой этому является потеря "булочки" вместе с "изюмом", ставшая сегодня фактом. Возможно, психологическое нежелание правящего класса и общества идти на такие жертвы сыграло ключевую роль, но были и другие факторы. Из них наиболее существенным было, как отмечалось в наших предыдущих материалах, непонимание национальными элитами сущности капитала и, соответственно, их нежелание работать с иностранными инвестициями (= capitalinvestments). Кроме того, интеграция, пусть и частичная, украинских высокотехнологичных производств в международное разделение труда имела не только экономическую, но и политическую составляющую, что предполагало понимание отечественным правящим классом основ современной мировой финансовой системы. Однако такого понимания не было и нет.

В качестве примера возьмем Японию и Китай, которые в течение многих лет частично компенсировали США отрицательное сальдо двусторонней торговли, активно покупая американские государственные обязательства. Однако даже если бы каким - то чудом-например, благодаря дару предвидения-украинский правящий класс смог учесть все вышеперечисленные проблемы, это все равно было бы лишь необходимым, но недостаточным условием для того, чтобы Украина оставалась в современности. Дело в том, что к началу 90-х годов эпоха модерна подошла к концу, о чем мы подробнее поговорим в следующем материале, подготовленном* ИИПП. А это значит, что для Украины во времена независимости не было места модернизму.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Когда материал уже был подготовлен к публикации, ряд уважаемых рецензентов подняли вопрос о роли интеграционного выбора, сделанного Украиной в 2014 году. Мы сочли важным высказать позицию авторского коллектива * ИИРПО по этому вопросу, хотя на сегодняшний день она носит исключительно теоретический характер.*

С точки зрения преобладания неофеодального кодекса среди российской правящей элиты и сходства российских контр-и антиэлит с украинскими ситуация выглядит аналогично, но с некоторыми нюансами. Прежде всего, если Украина была в основном промышленной базой бывшего СССР, то Россия во многом являлась сырьевой базой Союза, хотя и со значительной долей промышленного сектора.

В России, по сравнению с Украиной, доля сырьевых отраслей (как углеводородных, так и других полезных ископаемых) в народном хозяйстве была значительно больше, и, следовательно, гораздо большая доля экономики смогла интегрироваться в международное разделение труда. Более того, львиная доля сырьевых отраслей России была интегрирована в мировую экономику еще с советских времен.

Кроме того, неофеодальный правящий класс Российской Федерации с начала XXI века начал возвращаться к имперскому сознанию, что требовало модернизации военно-промышленного комплекса, а, следовательно, значительных инвестиций в высокотехнологичный сектор, который частично удерживает российскую социально-экономическую систему в современности. А в высокотехнологичном секторе всегда есть гражданская составляющая помимо военной.

Можно также отметить, что в рамках имперского самосознания российского правящего класса значительная, хотя и явно меньшая часть стратегических решений принималась на основе каких-то концептуальных соображений, и только потом интересы олигархов закладывались в реализацию этих проектов, а не наоборот - стратегические решения выступали прикрытием олигархического интереса.

В целом Россия интегрировалась в международное разделение труда самостоятельно и достаточно эгоистично, что не предполагало особого учета интересов бывших советских республик, в том числе крупнейшей из них по численности населения и экономике - Украины.

Типичный пример - в" доконфликтном " 2013 году на страны СНГ приходилось всего 13,4% внешней торговли России: Москва не слишком обременяла себя поддержанием "исторически сложившихся экономических связей". Что касается пресловутых "кооперационных связей", то вне зависимости от того, где производилась конечная высокотехнологичная продукция-в России или на Украине, пробиться на мировые рынки было практически невозможно, а на внутренних рынках (Россия, Украина, СНГ в целом) платежеспособный спрос на нее был крайне ограничен. Для сохранения таких "кооперационных связей" необходима была политическая воля с обеих сторон, далеко выходящая за рамки экономической целесообразности, но даже до 2014 года такая воля к сохранению" взаимовыгодных связей " была почти полностью имитационной.

Отдельной темой является производство продукции оборонно-промышленного комплекса. Даже в "горячую пятилетку" конфликта на Донбассе в 2014-2018 годах почти четверть (23%) украинского военного экспорта приходилась на Россию. Прежде всего, хотя военно-промышленный комплекс все еще существует и развивается в рамках современности, говорить о капиталистических принципах его функционирования как на постсоветском пространстве, так и в мире в целом не приходится. Однако в любом случае российская армия далека от вооруженных сил СССР: задачи, концепция развития и военная доктрина радикально изменились. Это сразу же сделало большую часть украинского военно-промышленного комплекса бесполезной.

Что касается остальных технологических цепочек в этой области, то Россия стремилась полностью воссоздать их в рамках своей национальной экономики. Кроме того, включившись в гонку высокотехнологичных вооружений, Россия все меньше и меньше нуждалась в устаревших-при отсутствии модернизации - украинских комплектующих.

Можно констатировать, что амбиции как Украины, так и России интегрироваться в ядро капиталистической системы после распада СССР были необоснованными. Однако у России изначально были предпосылки для более комфортной интеграции на периферию капиталистической системы в местах "ближе к ядру". Таким образом, альтернативный "Восточный" интеграционный проект не смог остановить ни" выпадения " Украины из современности, ни процессы деиндустриализации с переходом к преимущественно сырьевой экономической модели. Можно только предположить, что без шокового разрыва многих связей с Российской Федерацией темпы деградации украинской экономики в 2014-2020 годах были бы несколько ниже, но это никак не повлияло бы на качественную картину.*

Материал был подготовлен Международный институт политической философии (ИИПП, Украина)

Авторский коллектив: Константин Григоришин-бизнесмен Виктор Савинов-философ Дмитрий Джангиров-политический консультант